Тем, кто винит во всем беженцев, наводнивших Европу, посвящается!
Задумайтесь над тем, что беженцы тоже люди. И среди них есть разные люди: как плохие, так и хорошие. И все они, главным образом следствие огромного числа проблем, накопившихся в нашем мире. Это прежде всего несправедливые, захватнические войны. Войны — не решают проблемы, они их создают. Беженцы — это результат этих войн. И если правительства в Европе хотят действительно разобраться с проблемой беженцев, они должны прежде всего решать проблемы более высокого порядка, и в первую очередь установление мира во всем мире.
Этот разговор состоялся уже несколько лет назад.
Мы редко берём такси, а тут по какому-то случаю надо было, и мы воспользовались одной из многочисленных городских фирм.
Таксист, человек восточного вида, достаточно легко вступил с нами в разговор, прилично говоря по немецки.
Я, сидя на заднем сидении, в основном молчала, главным образом из-за своего плохого немецкого, и слушала разговор таксиста с моим мужем. Я всё понимала, но говорить стеснялась. Для того, чтобы бегло заговорить по немецки, мне понадобится долгих, мучительных десять лет.
Таксист был оживлен, и после первого стандартного обмена любезностями, разговор каким-то образом быстро вступил в неформальное русло, и оба мужчины заинтересовано говорили о международной ситуации, проблеме с беженцами и возможностях жизни в Германии.
Таксист не походил на мужика, всю жизнь сидящего за баранкой: интеллигентное лицо, умные глаза. Он адекватно поддерживал беседу с мужем, у которого за плечами было два высших образования.
— Я из Палестины, — улыбчиво сказал таксист, там закончил архитектурный, в Германии уже почти десять лет. У меня семья, дети, всё хорошо.
Мысль о том, что человек закончил архитектурный институт и крутит баранку, как-то больно резанула по мне.
К тому времени я уже достаточно нахлебалась, пытаясь в своем возрасте, при своем немецком хоть как-то пристроиться в этой стране.
Приходилось и ухаживать за старушкой, и мыть полы в чужих домах и гостинице. По началу, это меня не сильно смущало, хотелось получать хоть каких-то денег. Но чем дальше шло время, от тряпки и веника начинало ломить не только тело, душа начала ломить. Я постоянно чувствовала себя ущемленной. Разве за этим я ехала в Германию?! Нет! Я всегда умеющая работать, надеялась своим трудом, своей любимой профессией зарабатывать на достойное существование. Ведь именно так нам расписывали блага западного мироустройства.
А тут при этих словах таксиста, вспомнив вдруг как в центре занятости меня пытались убедить переучиться на профессиональную сиделку, которых в Германии не хватает, у меня на глазах навернулись слезы.
Сиделка — это так по-русски называется. Сидеть на такой работе вообще не приходится. Мало того, что надо таскать на себе эти старые, немощные тела — этого мне к тому моменту уже довелось испытать при уходе за старушкой — надо обязательно водить машину. Такая работа это подразумевает.
От вождения машины мне пришлось в свое время отказаться из-за плохого зрения, я постоянно с опозданием читала дорожные знаки на чужом языке и через это сильно напрягалась за рулём. Но и без этого, стать профессиональной сиделкой, будучи дипломированным инженером — технологом, мне совсем не хотелось, и к моменту этой поездки в такси у меня накопился на душе большой ком неудовлетворённости.
Незаметно вытерев накатившую слезу, я всё таки решилась вступить в разговор:
— Вам нравится здесь? — обратилась я к таксисту.
О, да, здесь шикарно! — продолжая улыбаться говорил он.
Это сбило меня с толку окончательно, слово «шикарно» было каким-то странным в контексте этого разговора.
— Шикарно?! — неуверенно продолжала я. Что же Вам тут нравится? Вы вынуждены работать простым таксистом…
Шофер, слегка кивнув головой в мою сторону, и продолжая уверенно крутить баранку, сказал раскатистым баритоном:
— Ну да, конечно!
Здесь просто рай, ведь здесь не стреляют на улицах!
От неожиданности я закрыла рот и до конца поездки больше не произнесла ни слова, всмомнив, что тот из Палестины.
